Натуральность кино в театре

В статье «Об условности» Н. Охлопков рассказывал, как после всего «театрального» его особенно привлекло в кино все настоящее, всамделишное, натуральное: «в кино, я смог наконец дать полную волю своей любви к натуре: к морю, к звездам, к облакам, к настоящей грозе, к настоящему грому, а не к грохоту, производимому подвешенными за кулисами железными листами... Единство места? Времени? Действия? Какой чепухой выглядело это в кино, когда перед тобой лежал весь живой мир и ты мог заснять на пленку весь этот мир и в одну сотую секунды перенести — путем монтажа — из Москвы в Африку, от снегов в горячие пески... Я был просто опьянен тем на ощупь ощущаемым реализмом, с каким Александр Серафимович описал в своем «Железном потоке» и людей, и животных, и землю, и седла, и природу, и воздух. Вы знаете запах прелой, побывавшей не раз под дождем и ветрами солдатской шинели? Вы знаете, как пахнут седла, кожаные ремни, вы знаете запах сена, которое медленно вон там в стороне жуют лошади? Вы знаете вкус солдатской каши, разогретой на костре? Вы можете ощутить землю, вообразив, что ее набрали в руку?.. Да мало ли прекрасного и удивительного может ощутить человек, если он только знает и любит жизнь и природу. Вот мне и хотелось все это, елико возможно, осуществить в театре, чтоб зрители совсем, совсем забыли, что они на спектакле, и чтоб они полностью ощутили себя среди таманцев из «Железного потока». Увы, то, что еще как-то возможно полностью сделать в кино... я, пренебрегая условной спецификой театра, попробовал сделать в стенах последнего».

В спектакле «Железный поток» Охлопков действительно, пренебрегая «собственной территорией», встал на путь ненужного состязания с кино. Увлечение кинематографической, безыскусственностью, пренебрежение своей, театральной мерой изобразительной точности и направило режиссера в поисках жизненной правды по ложному для театра пути. Следование чужой и чуждой театру кинематографической мере изобразительной точности и привело на сцене лишь к игре «в настоящее». Специфическая условность театра, условность среды, окружающей актера на сцене, как известно, не позволила в свое время Станиславскому выйти за границы сценической достоверности, когда в спектакле «Власть тьмы» он пытался включить в актерский ансамбль реальных крестьян, вывезенных из деревни. На сцене, по признанию самого Станиславского, возникла непроходимая пропасть между условностью сценического поведения актеров и жизненной безыскусственностью поведения реальных крестьян. И это несоответствие разрушало выразительную природу условности театра./p>

В кинематографе же подобное сочетание (актера и неактера), как известно, стало не только возможным, но оказалось весьма плодотворным, в силу специфической условности кино (не представляя в то же время никакой опасности искусству актера). Неактер в отдельных случаях успешно заменял актера, не разрушая выразительной структуры фильма, не выходя за пределы условности экрана.