Условность и правдоподобие

И природа и человек уже сами по себе настолько фотографически реальны на экране, что если при этом сохранить и реальность их действий и взаимоотношений во времени, то есть условно не прервать жизненную непрерывность, не выделить главного (с точки зрения конкретного творческого замысла), не заострить его, то кинематограф вообще перестает быть искусством, что в отдельных случаях и происходит.

Кинематограф, действительно, во всем требует достовернейшей точности воспроизведения и в этом смысле естественности и правдоподобия. Где-то что-нибудь не так, и нет правды целого. Малейшее неправодоподобие, скажем в декорации или гриме, сразу вызывает у зрителя недоверие. Но если бы экран требовал только этой точности и во всем ограничивался ею, то ни о каком искусстве не могло быть и речи.

Гоголь в своей повести «Портрет» описывает картину художника-натуралиста, которая во многих отношениях напоминает нам некоторые фильмы: «Это было уже не искусство; это разрушало даже гармонию самого портрета. Это были живые, это были человеческие глаза! Казалось, как будто они были вырезаны из живого человека и вставлены сюда. Здесь не было уже того высокого наслажденья, которое объемлет душу при взгляде на произведение художника, как ни ужасен взятый им предмет; здесь было какое-то болезненное томительное чувство. — Что это? — невольно вопрошал себя художник. — Ведь это, однако же, натура, это живая натура, отчего же это странно-неприятное чувство? Или рабское, буквальное подражание натуре есть уже проступок... Все равно как вид в природе: как он ни великолепен, а все недостает чего-то, если нет на небе солнца».

Кинематографическому зрителю хорошо знакомы подобного рода ощущения, сомнения, томительные чувства. Мы довольно часто видим на экране фотографическую правду, где все казалось бы, как в жизни, все натурально, все «настоящее», все живет само по себе, а вместе с тем «все недостает чего-то». Недостает потому, что изображаемое на экране не озарено силой воображения творческой мысля, отсутствует аналитический скальпель художественной условности, игнорируется сама сущность природы восприятия искусства.

Кино в этом смысле отнюдь не «самое реалистическое из искусств», как это наивно полагают, а скорее, самое строгое, сверхстрожайшее в своем отборе, в своих обобщениях, в организации своих выразительных средств. Даже реальность натуры в кино не исключает организации и обобщения внутри ее, ее известного декорирования, условного акцента в ней. Микеланжело Антониони, например, в своих поисках непринужденно-естественных состояний жизненного потока, все же, по собственному признанию, гримирует даже натуру. Земля в «Красной пустыне» в буквальном смысле подкрашена.