Перевод условности в безусловное
На страницах «Войны и мира» Толстой наглядно показал, что остается от языка искусства, если воспринимать его в правдоподобии, его вне условности, если не принимать или просто не понимать ее. Вот как в этом случае предстает перед зрителем оперный спектакль: «На сцене были ровные доски посередине, с боков стояли крашеные картоны, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что-то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых в обтяжку панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно, выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
...Во втором акте были картоны, изображающие монументы, и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что-то вроде кинжалов: потом прибежали еще какие-то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза в что-то металлическое, и все стали на колени и запели молитву».
Вот что в действительности увидит зритель на сцене без перевода ее условности в безусловное, без желания или способности воссоздавать жизненную истину. Перевод сценической театральной условности в содержательную форму реального действия, а с ней и в безусловную правду на сцепе возможен лишь при условии заинтересованного творческого участия, точнее, соучастия зрителя в раскрытии внутренней авторской мысли «Зритель пришел в театр творить, потому что воспринимающий искусство — такой же творец, как и дающий его» — А. Н. Толстой.
Именно через условность художник не только обращается к опыту и знаниям читателя или зрителя, к их воображению, чувствам, мыслям, переживаниям, но и творчески их использует. В немом кинематографе зритель также очень многое вынужден был домысливать за безмолвного актера, читать между кадрами, как читают между строк, хотя в содержании самого кадра, в отличие от сцены, здесь все уже было натурально и внешне безусловно. Настолько натурально и безусловно, что первый кинозритель, не понимая и не принимая условности экрана, часто бежал от приближающегося в кадре поезда.