Эффект уничтожения времени

Эффект «уничтожения времени» доведен в некоторых произведениях в буквальном смысле до «уничтожения» времени в искусстве. Вспомним фильм «В прошлом году в Мариенбаде» Алена Рене. Как известно, в свое время фильм высоко был оценен на Венецианском Кинофестивале за «вклад в язык кинематографа и стилистический блеск в показе мира, где реальное и воображаемое сосуществуют в новом пространственном и временном измерении». Реальное и нереальное в этом фильме действительно существуют рядом, настолько рядом, что отличить одно от другого зрителю уже не под силу. Так, вопреки названию фильма, в котором названо и место и время действия, по ходу самого действия, мы неожиданно узнаем, что происходит оно «в Мариенбаде, а может быть, в Фредрексбаде», «в прошлом году, а может быть, и не в прошлом». Не случайно и сами люди, о которых идет речь в фильме, лишены конкретности, человеческих имен. Это некие эмоциональные символы, «он» и «она», может быть, люди, а может быть, и призраки. Они славно отсутствуют, несмотря на свое внешнее присутствие. Их существование хотя и зримо, но мнимо. Так же как «действующие» в фильме статуи, они выключены из сферы реального смысла . И так же, как и зритель, постоянно путают, что было, а чего и не было...

В предисловии к сценарию (изданному после того, как он был поставлен Аленом Рене) Робб Грийе писал: «Творчество Реме представлялось мне попыткой построить чисто мысленное пространство и время, то есть такие, какими они бывают, может быть, во сне или в памяти, какими они бывают в действительной жизни — без излишне подчеркнутой традиционной связи между причиной и следствием, без абсолютной последовательности изложения во времени. Всем нам знакомы прямолинейные фабулы старомодного кинематографа, неспособного избавить нас хотя бы от одного звена в цепи заведомо ожидаемых событий... В действительности наше сознание... разнообразнее, богаче и беспокойнее: оно пропускает незамеченными некоторые события, хранит точное представление о каких-то «незначительных» деталях, повторяется и возвращается по собственному следу. Вот это мысленное время, с его странностями, провалами, наваждениями, неясными участками, и интересует нас, потому что именно оно составляет время наших чувств, нашей жизни». С Робб Грийе нельзя не согласиться, когда он выступает против «прямолинейных фабул» или «абсолютной последовательности изложения во времени», как нельзя и возразить против возможности сосуществования в художественном произведении реального и воображаемого.

Но «мысленное время», которое предстало перед нами в фильме, настолько вообще освобождено от каких бы то ни было причин и следствий, настолько оторвано от объективной конкретности, что исчезает всякая граница между реальным и нереальным. Отсюда и персонажи фильма как бы застыли в своих «мысленных состояниях». Это кинотени. Мы ничего не узнаем о них, чтобы понять смысл их «мысленных» хотений.